"Я другой такой страны не знаю,

Где так счастлив русский человек!"

Ю. Ч. Ким

"Все хорошее имеет дурацкое свойство заканчиваться"— думал я в полудреме на обратном пути. Автобус мягко скользил мимо городов и городков нашей вполне объятной страны. Впереди был дом. Позади — два дня фестиваля "Бардюга — 2001". Со мной были рюкзак, палатка и впечатления, впечатления...

Я не буду углубляться в историю "Бардюги". Про это уже достаточно сказано, написано и опубликовано. Ну, не историк я. Не Пимен. Я хочу сказать пару слов о только что состоявшемся фестивале.

Основные отличия "Бардюги" — душевность, мягкость, разнообразие. Фестиваль дает объемную и разноцветную картину авторской песни земли Ханаанской. Обилие жанров, стилей, тем, непохожесть выступающих, четкая организация, азарт конкурса — это "Бардюга". Родившись в день известного беэр-шевского урагана, фестиваль, как граф Калиостро, впитал энергетику этого крутого атмосферного явления и вот уже 5 лет делится ею с нами.

Впервые (это характерное слово для "Бардюги". Здесь каждый год что-то впервые) фестивалю предшествовал первый тур конкурса "Песня года" в Интернете. Второй тур драматически развивался на наших глазах. На сцене известные барды сменялись малоизвестными и вовсе неизвестными — конкурс бил копытом и рвался вперед. Решение жюри было вполне справедливым — "Оскар" израильской авторской песни и титул "Песня года" получила "Опасная профессия", написанная и исполненная Эли Бар — Яаломом из Хайфы. "Против Бар — Яалома нет приема!" — решило жюри. По условиям конкурса, песни должны были исполняться только свежие, 2000 — 2001 годов разлива. Никакой классики, никаких многолетних заготовок. Нужно было показать, что мы не застыли, не замерли, не забронзовели, не заплесневели. Что и было с блеском продемонстрировано.

Второе же отделение показало весь спектр песен "нашего человека". Авторы, исполнители, дуэты, ансамбли, поэты и прочая нетрудовая часть населения страны, презрительно именуемая на иврите "интеллигенцией", выглядели весьма достойно. Уровень был, глубина была, а также была широта. Слава богу, не было долготы. Все шло в темпе, перемежаясь стихотворными вставками ведущих. Скучно не было, господа! Наконец-то я могу сказать это, не кривя душой и остальными, не менее важными частями тела! Участие в концерте великого Юлия Кима (который уже настолько израильтянин, что полстраны зовет его ласково "Юликом" ) добавило перчику в наш супчик. Я специально не называю имена выступавших. Те, кто были на фестивале, эти имена помнят, а кто не был — что им Гекуба? На фига козе баян?

Тут мой блудливый Пегас залетает совсем в другую сторону. Давайте поразмыслим об израильской авторской песне. Что это за тяни-толкай? Существует ли вообще понятие израильской (американской, германской, украинской) авторской песни? Что это — определение географическое или духовное? Этот вопрос может стать темой для спора, исследования, диссертации или мордобития. Я же выскажу свое наглое мнение.

Я уверен, что вышеуказанный термин является только географическим определением места написания и частого исполнения данной песни. По своим внутренним и внешним признакам авторская песня имеет дело с общечеловеческими, возможно, вечными проблемами. Не существует отдельно израильских любви, чести, души, достоинства, смеха, слез, трагедии, дружбы. Все это — понятия вневременные и внетерриториальные. Как только в песню проникают специфические для данной местности реалии, она (не местность, а песня) перестает быть интересной для остального человечества. Описания в песне трудностей абсорбции в городе Нетивот и тяжесть обучения в ульпане "алеф" никого не трогают в городе Верхняя Салда, кроме родственников автора этого трагического произведения. Чем меньше в песне местечковых частностей, тем она ближе для души большего количества двуногих. А использование злободневности в тексте и вовсе ограничивает ее во временном периоде восприятия. Я помню, как когда-то прочитал Игорю Губерману двустишье:

"Среди толпы метисов и мулатов

Один есть чистокровный — Хасбулатов".

Игорь Миронович поморщился и сказал: "Я не касаюсь художественного уровня этого говна. Я лишь хочу спросить — тебе не жалко тратить силы на рифмовку какого-то Хасбулатова, которого через год — два уже никто помнить не будет?" И я понял, что он прав, прав на триста процентов.

Еще пример. После получения приза на сцене "Бардюги" Эли Бар-Яалом спел еще одну свою песню. На иврите. И это была другая опера. Совсем другая. Зрители поняли — мужик непростой, иврит знает. А вот ту самую часть души, чувствительную к авторской песне, этот опус не затронул. Ну, то есть, вообще. Хотя, прошу учесть, что я говорю только о себе, о своем восприятии.

Что это все значит? А то, что авторская песня, как категория искусства, имеет дело с Вечными Истинами. Это раз. Язык песни — это язык родины авторской песни, т.е. русский. Это два. Любой другой язык превращает песню в зонг, шансон и прочую экзотику, и тот еле слышный гул, который возникает в душе при первых звуках авторских песен, даже не рождается. Что там говорить — все мы дети Совка. Авторская песня — порождение Совка. Все недосказанности, эвфемизмы, лирические отступления (то есть, все признаки принадлежности к Искусству) — это все оттуда. Попытка пересадить это дерево на другую почву приводит к оскудению плодов и засухе. А как говорил великий Леонардо: "Сухое дерево не плодоносит".

Еще некоторые простенькие выводы я для себя сделал, слушая конкурс. Хорошие стихи, хорошая мелодия, владение гитарой, хороший голос — весь этот винегрет совсем не означает хорошую песню. Компоненты есть, а сплава нет. Не соединилось. Это как в семье — он хороший, она хорошая, глядишь — через год разводятся. Именно поэтому прокололись на конкурсе несколько маститых бардов — участников.

Но вернемся на фестивальную поляну. Потом были ночные костры, песни, шашлыки, песни, всякие напитки и опять песни, песни... Обилие костров определялось обилием приехавших. В прошлом году, испугавшись начавшейся интифады, убоявшись смрадного пламени горящих покрышек на всем пути к парку Эшколь, многие ( да, к сожалению, многие...) не рискнули складывать рюкзак и готовить палатку. В этом году камнепад сменился пулями и минами. Но уже не страшно! Человек ко всему привыкает, тростник мыслящий. Приехавших было до чёрта. И это зрелище очень грело душу. Лишь одна скорбная мысль пробивалась сквозь чувство глубокого удовлетворения и законной гордости — неужели до следующей "Бардюги" еще целый год?

Грустно, правда?

Михаил Сипер

11.10.2001