http://ev-evt.net/poem/bratsk/bratsk_19.php Евтушенко Евгений Послушать (исп. Э. Каминка)

Диспетчер света. Поэма Братская ГЭС, 19.

                  Евгений Евтушенко




Я диспетчер света, Изя Крамер.
Ток я шлю крестьянину, врачу, 
двигаю контейнеры и краны 
и кинокомедии кручу. 

Где-то в переулочках неслышных,
обнимаясь, бродят, как всегда. 
Изя Крамер светит вам не слишком?
Я могу убавить, если да. 

У меня по личной части скверно. 
До сих пор жены все нет и нет. 
Сорок лет не старость, это верно,
только и не юность сорок лет. 

О своей судьбе я не жалею, 
отчего же все-таки тогда 
зубы у меня из нержавейки, 
да и голова седым-седа! 

Вот стою за пультом над водою, 
думаю про это и про то, 
а меня на белом свете двое, 
и не знает этого никто. 

Я и здесь и в то же время где-то. 
Здесь - дела, а там - тела, тела... 
Проволока рижского гетто 
надвое меня разодрала. 

Оба Изи в этой самой коже. 
Жарко одному, другой дрожит. 
Одному кричат: "Здорово, кореш!" - 
а другому: "Эй, пархатый жид!" 

И у одного, в тайге рождаясь, 
просят света дети-города, 
у другого к рукаву прижалась 
желтая несчастная звезда. 

Но другому на звезду, на кепку 
сыплется черемуховый цвет, 
а семнадцать лет - они и в гетто,
что ни говори, семнадцать лет. 

Тело жадно дышит сквозь отрепья 
и чего-то просит у весны... 
А у Ривы, как молитва ребе, 
волосы туманны и длинны. 

Пьяные эсесовцы глумливо 
шляются по гетто до зари... 
А глаза у Ривы - словно взрывы,
черные они, с огнем внутри. 

Молится она окаменело, 
но молиться губы не хотят 
и к моим, таким же неумелым,
шелушась, по воздуху летят! 

И, забыв о голоде и смерти, 
полные особенным, своим, 
мы на симфоническом концерте 
в складе продовольственном сидим.

Пальцы на ходу дыханьем грея, 
к нам выходит крошечный оркестр.
Исполнять Бетховена евреям 
разрешило все-таки эсэс. 

Хилые, на ящиках фанерных, 
поднимают скрипки старички, 
и по нервам, по гудящим нервам 
пляшут исступленные смычки. 

И звучат бомбежки ураганно, 
хоры мертвых женщин и детей, 
и вступают гулко и органно 
трубы где-то ждущих нас печей. 

Ваша кровь, Майданек и Освенцим, 
из-под пианинных клавиш бьет, 
и, бушуя, - немец против немцев, - 
Людвиг ван Бетховен восстает! 

Ну, а в дверь, дыша недавней пьянкой,
прет на нас эсэсовцев толпа... 
Бедный гений, сделали приманкой 
богом осененного тебя. 

И опять на пытки и на муки 
тащит нас куда-то солдатня. 
Людвиг ван Бетховен, чьи-то руки 
отдирают Риву от меня! 

Наш концлагерь птицы облетают, 
стороною облака плывут. 
Крысы в нем и то не обитают, 
ну, а люди пробуют - живут. 

Я не сплю, на вшивых нарах лежа, 
и одна молитва у меня: 
"Как меня, не мучай Риву, боже, 
сделай так, чтоб Рива умерла!" 

Но однажды, землю молчаливо 
рядом с женским лагерем долбя, 
я чуть не кричу... я вижу Риву,
словно призрак, около себя. 

А она стоит, почти незрима 
от прозрачной детской худобы,
колыхаясь, будто струйка дыма
из кирпичной лагерной трубы. 

И живая или неживая - 
не пойму... Как в сон погружена,
мертвенно матрасы набивает 
человечьим волосом она. 

Рядом ходит немка, руки в бедра, 
созерцая этот страшный труд. 
Сапоги скрипят, сверкают больно. 
Сапоги новехонькие. Жмут. 

"Эй, жидовка, слышишь, брось матрасы!
Подойди! А ну-ка помоги!" 
Я рыдаю. С ног ее икрастых 
стягивает Рива сапоги. 

"Поживее! Плетки захотела! 
Посильней тяни! - И в грудь пинком. - 
А теперь их разноси мне, стерва! 
Надевай! Надела? Марш бегом!" 

И бежит, бежит по кругу Рива, 
спотыкаясь посреди камней, 
и солдат лоснящиеся рыла 
с вышек ухмыляются над ней. 

Боже, я просил ей смерти, помнишь?
Почему она еще живет? 
Я кричу, бросаюсь ей на помощь, 
мне товарищ затыкает рот. 

И она бежит, бежит по кругу, 
падает, встает, лицо в крови. 
Боже, протяни ей свою руку, 
навсегда ее останови! 

Боже, я опять прошу об этом! 
Милосердный боже, так нельзя! 
Солнце, словно лагерный прожектор,
Риве бьет в безумные глаза. 

Падает... К сырой земле прижалась 
девичья седая голова. 
Наконец-то вспомнил бог про жалость.
Бог услышал, Рива: ты мертва... 

Я диспетчер света, Изя Крамер. 
Я огнями ГЭС на вас гляжу, 
грохочу электротракторами 
и электровозами гужу. 

Где-то на бетховенском концерте 
вы сидите, - может быть, с женой, 
ну, а я - вас это не рассердит? - 
около сажусь, на приставной. 

Впрочем, это там не я, а кто-то... 
Людвиг ван Бетховен, я сейчас 
на пюпитрах освещаю ноты 
из тайги, стирая слезы с глаз. 

И, платя за свет в квартире вашей,
счет кладя с небрежностью в буфет,
помните, какой ценою страшной 
Изя Крамер заплатил за свет. 

Знает Изя: много надо света, 
чтоб не видеть больше мне и вам 
ни колючей проволоки гетто 
и ни звезд, примерзших к рукавам. 

Чтобы над евреями бесчестно 
не глумился сытый чей-то смех, 
чтобы слово "жид" навек исчезло, 
не позоря слова "человек"! 

Этот Изя кое-что да значит - 
Ангара у ног его лежит, 
ну, а где-то Изя плачет, плачет,
ну, а Рива все бежит, бежит...

Бард Топ elcom-tele.com      Анализ сайта