Денисенко Сергей

Поэма пяти глав

                  Сергей Денисенко

                ГЛАВА I

                БОЯН

Пой, Боян!
Про шитый золотом кафтан,
А кто шил, тот лыка не вязал.
Пой, Боян!
Как не имут свиньи бисера, 
А требуют брильянт.
Пой Боян!
Про принцессу на гороховой похлёбке,
Пой про золушку с распухшими ногами.
Пой, Боян!
Как дырявый лапоть жрамши царски щи,
По усам текло, хоть не сыт, но пьян.
Пой, Боян!
Про дружину князя престольного,
Павла "Грозного" да без Грозного.
Пой, Боян!
Раззудись плечо, и как в старое,
И как в старое на одних мечах,
Раззуделось всё, да в иных местах:
                Раз, два, три, четыре, пять,
                Вышли вошки погулять,
                Вдруг охотник выбегает
                Пиф!, в пах, ой-ой-ой!
Пой, Боян!
Пой про то, как странник сказывал,
Как великую да высокую
Полонили на растерзание
Злые варвары, орды дикие,
Что прозвалися россиянами.
Пой, Боян!
А напомним людям про давнее,
Как в колодец божий плевал хоть кто,
Переполнился и случись потоп.
Пой, Боян!...

Замолчи, Боян! Ну, кому ты так?
Князь, он далеко, тыщу верст кругом,
А холоп, он кто? Он и есть холоп.
Пой!...
Замолчи, Боян! Твое дело дрянь - чистить грязное.
Нынче боль твоя не заразная.
Времена не те, я б на крест!
Что торчишь в глазу яко Божий перст?!
Отпустить его, пусть себе поёт.
Пой...
Пусть СЕБЕ поёт, надоест, помрёт.

        1996 г.

        ГЛАВА II

        ЮРОДИВЫЙ

Ай, барин, дай юродивому копеечку,
Дай копейку, копеищу!
Дай копейку на бумазейную кофтейку,
Прикрыть рубище, что ж ещё.
Ай, не стращай!
Мать не злобушка, да уж ты как злой?
Вот ужо я тебя клюкой!
А Господь всё видит, Господь не спит,
Посмотри мне в глаза, вот он в одном, а другой закрыт.

Ай, барин, юродивый правду скажет, -
Истины глас, да в глаз.
Сделай добро себе же на свечку,
На тебе рупь, дай копеечку.
Да будет свет в твоём дому. 
Ой ли? Свет ли?
А коли кудри совьются в петли?
Кто пальцем в небо, кто пальцем в масло,
Вот ты и нЕ жил, а звезда погасла. 
Ой, к добру ли?
Господь все слышит, хочешь совет?
Взгляни на мои уши, вот он в одном,
А другого-то нет. А?

А коники уже скачут,
Силы небесные. Клячи!
На камень вода плачет.
А как ходил нынче в Мекку,
Да стал калекой.
Глянь, барин мои ноги, одна шла к Богу,
А другая убога.

Ой, несётся огонь небесный, да несут его бесы!
Я блажен, да князь, я выстрою храм,
Дай копеечку ко святым дарам.
Прикоснись, не бойсь, не заразный я,
Вот душа болит - там зараза вся.
А Бог улыбку связал, он и наказал
Шапкой тёплою, шубой толстою,
Тельным крестиком душу тёмную.
Ай, и барыня, в порче-бархате,
Ликом дивная, видеть-ахати!
Ой, матушка, долго ли млеть? -
Да лежать тебе во сырой земле,
С самим Господом, как на паперти,
На траве в крове ярче скатерти.
Дай, барыня калеке монетку,
Глянь на руки, одна держала небо, 
А другая - сухая ветка.

Вишь, никто нейдёт в небо лобное,
Скачут коники, мчатся коники под исподнее!
Но никто нейдёт, не глядит в дали времени,
Ох, дождёт народ, небо упадёт,
Там и встренемся.

Подай те ради Христа...
Пресвятую богородицу, мать вашу, 
Растак! 

1996 г.

ГЛАВА III

СТРАДАНИЯ БАБКИ МАРЬИ ПО ПОВОДУ ВЫТОПТАННОГО ОГОРОДА

                        Пролог

Ой!
Горько поле, не похожее на прежнее,
Словно языком слизнула нежить.
С горки закатилось солнце под крылечко,
Да не вышел месяц из-за печки.
Банка с молоком упала на пол,
Словно с барского плеча.
Что-то тихо нынче утром, и петух не прокричал.
Глянула на зорьке, - в огороде мой Ванюша.
Да ведь он недавно умер!..
Обмерла, ой, нет - 
Да это пугало в ванюшином костюме...

                                I

Ой!
Вижу свет из Белокаменной болезный,
Бледный отрок тешится желудком.
По глазам видать, суть - двуручный меч;
Бреет стриженных,
Любит ряженных,
Хороводит речь, -
Вставши в позу триумфальной арки,
Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!

Ой!
Вижу Бога на кресте, -
Носит человек прах его костей,
От дурных вестей, 
Вдоль высоких стен.
Царю-батюшке на лихой поклон,
А царь-батюшка стольный князь Гвидон, -
Сибирский долдон.

Ой!
Вижу, хоть и страшно мне, -
Велика корона царю-барышне;
Пляшет "барыню" 
Под тяжелый рок,
Под тяжелый рок 
Ходит барышём,
Крупным гоголем,
Ясным цоколем
Бродит около,
Домогается, да уж близок срок!

Сколько бы ни пела я, да уж видно,
Ох, не сытно мне живется, ох не сытно.
Славься, горе мое горклое, Богом данное,
Почернённое,
Майонезное да сметанное.
Но позволь уж мне отличить от чар,
От яичницы - горький божий дар.

                                II

Ой!
Вижу, человек несёт свой крест,
Крытый золотом обжигающим,
Освещающий каждый черный лес
Да ослепляющий.

А под золотом медь чеканная;
Коли зверь чумной да поганый, -
Крест наплечный да лежит.

А под медностью древо чистое,
ПОтом девы пречистой мытое,
Да слезьми древо то пропитано.

А под древом у того креста 
Нечему блистать.
Ибо там человеко-зверь, -
Светит смертно,
Лечит смертно
Древо чистое колом - к смерти,
И пречистую причислили к смерти;
Ох, не верьте мне, люди, не верьте!
Я молю, прости за потерянных, 
Может, и простит, да поверит ли?
-       Слушай женщина голос голоса, -
Смерть-гадюка  и мирный полоз,
Травы-врачи, отравы-травы, -
Предо мной все равны и правы!
Злые бесы язык твой взяли,
Крест, он свят! Вот на нем-то Его и распяли.
А десять заповедей суть, - запретный плод,
А запретный плод сам в рот идёт.
        
Как невесело без Ванюши...
А бывало, без хлебной корки
Прибаутками да частушками
Говорили до самой зорьки.

Нам, старушкам-веселушкам 
Ни за что не околеть,
Пропоём мы вам частушки, -
Может, будет веселеть.

Встала утром как ребенок -
Здорова и весела,
Да не поняла спросонок, 
Что намедни померла.

Мой дедуля удалой, -
Ухажёр отличный.
Начал он как молодой,
Кончил параличем.

Ох, не весело без Ванюшки, 
Прям хоть головою в кадушку...

                        III

Ой!
Вижу, солнце встало,
По миру тепло, да крики убиенных ночью.
Неустанно, не устала 
Сыновей рожать и дочек
Земелюшка-чернозём.
Повезёт? – не повезём.
Боже правый, сколько ждать? -
Небом рожденных,
Чтоб не рожею,
А душою, - стать...
Пало солнце в огород помятый
Ночью прорастет и будет пахнуть мятой.

Ой!
Вижу, человек несёт свой крест,
А на кресте – человек.
Битый убитого везёт через дикий лес,
Через строй калек.
Кровь распятого льётся на проклятого,
На глаза несущего,
Закрывая сущее.
И куда слепец идёт? -
А, куда чёрт несёт.

                Эпилог

Не хотите ли ответ? -
Как говаривал мой дед:
- По чину, - кручина,
Чем выше чин, -
Тяжелее кирпичи причин.
А ещё он говорил, до тех пор, пока ходил:
- Иже еси на Би-Би-Си,
А что такое Би-Би-Си, некого спросить...
        
        1996

                        ГЛАВА 4

                Песня о купце с "Калашниковым"

Во земле, не поверьем сложенной,
А протоптанной бездорожием,
Что не сказкой легла, а присказкой,
Где глядят не прямо, а искоса,
Где все мудрое пишется с ятями
И считают любовь проклятием.
Да не за Русь рассказ, - за Расеечку;
Пустотелое моё семечко.
Раскусить, да лишиться бы бремени,
Да боюсь, вдруг и правда, нет семени.

Ой, ты, голь в спеси, мать - Расеюшка,
Горемеюшка свет Ивановна,
Раскартинкою презаглавною,
Что в сторонке от инших вздёрнута,
Словоблудами, чай, перевёрнута.
В золотом окладе картиночка, -
Слева - яркое, справа - Иначе.
А на холстиночке свет невиданный,
Ткани разные и завидные.
Их всё трогает да не щупает
Удалец размеру не щуплого.
Посерёд рядочков калашновых
Лютый молодец, свет Калашников, -
Званья купчего, роста божьего.
А напротив глядит порожнее
Кирибеевич, стана вольного,
На болеючих травах настоянный.
У купца-глупца очи божии;
Режут надвое острым ножичком.
А Кирибеев-сын с глазом чёртовым, -
Где ни глянул, там позачёркивал.
То любуются, друга глядючи,
То нахмурятся выжидаючи.
Да поглядывают в угол с рамкою,
Где ступеньками возле храма
Завладел блаженный-расслабленный,
Тяжко дышащий свистом сабельным.
Что-то шёпотом напевающий,
Да руками небо стращая:
-       Ай свет, мой свет, на тот свет.
- Прикоснись ко мне, моё солнышко,
Подними над горем за рёбрышко,
Отнеси в поля безымянные,
Манные.
Опусти меня, моё солнышко,
Протяни над горем по донышку,
Проведи по руслу к источнику,
С прочими.
Ты свети ко мне, моё солнышко,
Пробеги лучами по горлышку,
Да пожги во мне заповедное,
Ибо ведано.
        Ай, свет, мой свет, на тот свет...
Ой, что деется, Боже тряпочный!
То ж платок парчёвый от матушки
Кирибеевны продаёт сынок,
Ай, пришла беда, расставляй силок.
Далека та боль, не иначе встарь
Подарил платок ей подземный царь.
Между тем купец мнёт парчёвый плат,
Коли грош в цене, за пятак хоть в ад.
Покупать, аль нет
Расписной платок?
Чай ему в обед 
Триста лет не срок.
- Разжимай кулак,
Вот тебе пятак.
Чистым золотом вишь как чищено?
Тут не только бутыль гречишной,
А ещё на целый бараний бок,
На платок смотри, - триста лет-то срок!
Кирибеевич всё артачится,
То откроет глаз, то запрячется.
Православием прикрывается
Правой ручкой во главу отца.
Да сторожно так разминает пятак.
Рот, что жерло твово орудия,
Трёхдюймовые зубья, - грудами
Медь корябают. "Аль сумлеваишься?!"
У купца и злобушка на сносях.
- Дык что мы видели, окромя грошей?
Чай не золото во кресте на шее,
Да и не верю я во лихих купцов, -
Думка ломится, аж трещит лицо.
- Помоги хоть кто! – никого окрест,
Лишь юродивый тянет в небо перст.
- Эй, блаженный дух, присуди печать,
Посмотри сперва, хороша ль парча.
И почём у вас ноноче пятак?,
Коли нипочём, так подай мне знак.
Не смотри на глаз, поищи внутри,
Коль на рупь соврёшь, так возьму на три.
А купчина-ухарь Калашников
Чуть заводится, чуть покашливает.
И вскричал юродивый,
Грянул гласом: "Диво!
Вижу, грязь цветёт в зелень крашена,
А над нею сеча да страшная!
И сронил парчу в грязь землистую,
Да пустился в пляс: "Истинно!"
Тут ж встал против купца Кирибеевич,
И послышалось будто: "Убей его!"
Весь во тьме стоит, да не глядит слепцом,
Осветила злость тёмное лицо.
Знать прознал стервец, что не золото
На руке лежит тяжким оловом.
Развернул он стать молодецкую,
Кулаком в грудину купецкую
Хлобыстнул, да чуток промешкал,
А Калашников то ж неспешно
Отошёл с лица,
Да прислушивается.
Слышит голос в себе заоблачный,
Так и светится весь обличьем.
- В лепоту твориши, известно мне;
Быть тебе минуту наместником!
Ох, и распустил он кушак, что в три пояса,
Да железом чёрным ощерился.
И не с бердышем во калашный ряд,
Не стрелец он, а сам брат "Калашников".
Заплясала сталь, гром и молния,
А тот и словушка не промолвивши,
Как посыпались "Трёхдюймовые",
Коренные да изразцовые.
Полегли в земле наравне с песком
Перламутрово с красным проблеском.
Ох, и дивое,
Брат юродивый!
А Калашников бьёт по Родине,
Да по матушке пулей бранною,
Словно плётками по боярыне!...

Да очнулся, связан руками слуг,
А что далее, так на то был слух.
Будто маялся в крепостях на стон,
Будто Господа всё пытал крестом,
Верно говорил, что не можется,
Что, мол, люта мне явь острожная,
Пред глазами мир не смыкается,
И хотелось бы, да не кается.
А как скатилась с плеч его голова,
Так юродивый рёк таки слова:
- Ай и свет купец, -
Завсегда глупец
Сила высшая в руце Вышнего.
Он, поди, теперь раем балует,
А супротивник в ад огня алого.
То известно мне яко на воде
Кирибеев - вор окаянных дел.
Говорят, язык у него с иглой,
И был полон рос соляной хулой.
Ох, готовил войну он страшную,
Что не снилась отцам и пращурам.
И судьба его быть колодником,
Хлеще Разина да Болотника.
Хлеще в много раз пугачёвщины,
Ох, спаси Господь, дай всенощную!
Да ещё почище бы выдумал,
Не потешный бунт, - с дикой придурью.
Да вишь, Господь его по платку признал,
И подал купцу убиенный знак.
Ох, неведомы да невидимы
Тропы божьего елевидения.
Что покажет, мираж ли, истину, -
Неба омут нам паче пристани.
Так и лёг купец за честной народ,
Аки смерд наёмный сложил живот.
Эх, судьба народная, - плашная,
И лишь герой России "Калашников",
Где б его ни застало лихо,
Завсегда найдёт вход и выход,
Дабы сгинули окаянные
Волей Господа, полем бранным.

1998-1999

                        ГЛАВА 5

                Необходимое послесловие

Эпиграф

Бог всё видит и слышит,
А чёрт рядом дышит.
Бог диктует, а дьявол пишет.

Сила Божья из многих сил.
Кто не верит, поди спроси
Мужичонку за дальним столиком,
Потому как он нынче в роли
Проницателя и окажется
С водкой всякая сказка скажется.

Рядом с ним, - два вершка от пола
Мальчик, сын, - размышленьем полон:
- Папа, кто есть такое Бог? -
И уставился на порог,
Будто ждал, что сейчас появится.
А отец выпил во здравицу,
Крест слегка рукой обозначил
И начал.

-Там, на небе не так, как здесь.
Мы частями, а там Он весь.
Вот сидит Он, такой... трехглавый,
В смысле Сын и Дух, а меж ними главный,
Этакий добрячок–папаша.
Молодцы, - всяк другого краше.
Эх, взглянуть бы, да вроде страшно.
А над ним блестит независимо
То ли истина,
То ли лысина.
В общем, сам увидишь когда-нибудь,
Коль назначишь Ему свидание.
То, что в левой руке, - не помню,
А вот в правой - сачок огромный.
У Него ведь одна отрада, -
Ловит души, какие надо.
Посмотри на небе изгибы;
Облака туда-сюда, словно рыбы, -
Как на счетах, убыль и прибыль.

Положил душонку,
Словно в банку тушенку, -
И на складик
Запаса ради.
Ведь у каждой страны
Есть запас на случай войны.
А война - это темный лес.
Как начнется поход с небес, -
Одну четверть так сразу в плен,
А другая пойдет на тлен,
Третью четверть убьет донос,
А в четвертой, пардон,... запор.
Ну, кого поставить под крест? -
Никого, Он один окрест.
Да ты не бойся, ешь не спеша.
Хм, консервированная душа.
Так что ты готовь свою веру,
К этой, как ее, - а ля геро.
А окажешься вдруг нечистый, -
Бац, в чистилище, как в химчистку.
Постирают мозги и шмотки,
А оттуда листом фанеры
Прямо с неба на сковородку,
Ну, а там уж не знают меры.
Вмиг поджарят, с лучком, по-русски, -
Недурная, поди, закуска.
То-то ангелы будут рады.
Им чем меньше людей под Богом,
Тем свободней к Нему дорога.
А вот черти - верные слуги,
Сам узнаешь, пройдя по кругу.
Бог прикажет, пойдешь под ножик,
А перечить, - себе дороже.
Вот такая, сын, ситуация,
В общем, хватит о том трепаться.
Что ты скажешь? - Давай, решай, -
Хм, пережаренная душа.

Да видно понял не всё сынок,
Погрозил наверх, - Нехороший Бог.

Бард Топ elcom-tele.com      Анализ сайта